В 1960 году я закончил моторостроительный факультет Куйбышевского авиационного института. Мы были первым выпуском, который шел по новой программе, по ракетной технике. В конце 1959 года у нас должна была проходить преддипломная практика, и нас уже распределили на предприятия. Так я попал на завод им. Фрунзе, в третий цех - там делали камеры сгорания для двигателей.
Диплом я защитил в 1960 году прямо на заводе - тема была "закрытая", все засекречено. После защиты работал в том же третьем цехе. Тогдашний начальник технического бюро, Андрей Андреевич Михасик (потом он был главным технологом завода), почему-то из пятерых студентов-выпускников, которые были у него на стажировке, обратил внимание на меня. И стал посылать в Москву, в Химки, в КБ к Валентину Петровичу Глушко, на изучение новых технологий. А в Куйбышеве Михасик заставлял меня писать разные инструкции по цеху - по технике безопасности, то есть, натаскивал не просто как технолога, который ведет какой-то конкретный участок, а помогал приобрести более широкий технический кругозор. И в это время мне предложили поехать в школу КГБ.
Я согласился. В начале 1962 года я приехал на свой завод на практику. В то время там был только один оперативный работник, Павел Филиппович Григорьев, юрист по образованию. И ему, конечно, нелегко приходилось, когда надо было определять причины различных нарушений: требовалось хорошо разбираться в тех-нологии, конструировании и тп., а не каж-дый специалист-двигателестроитель разбирается в таких тонкостях... Второй же мой напарник, Григорий Яковлевич Ильин, находился в то время на пере-подготовке. Примерно месяц я стажировался, и летом 1962 года, закончив школу КГБ, пришел снова на завод им. Фрунзе. П.Ф. Григорьева к тому времени переве-ли в Новокуйбышевск начальником го-родского отдела. И я начал службу под началом ГЯ.Ильина, которого считаю своим первым учителем. Через некоторое время меня, старше-го лейтенанта, назначили заместителем начальника отдела. В моем подчинении оказались майоры, подполковники... А мой начальник Мезенцев Владимир Дмитриевич уехал на полгода в загран-командировку. Тогда, в 1967 году, ракету-носитель Р-7 ("Союз") впервые вывезли во Францию, в Париж, на выставку. Ее сопровождала заводская бригада специалистов.
Так я оказался в положении человека, которого бросили в воду, а он не умеет плавать. И тогда меня изумили люди, которые работали рядом. Они прослужили в органах по десятку и более лет, а тут начальник- самый молодой работник не только в подразделении, но и во всем управлении! Но они никак своего отношения ко мне, "салажонку", не проявили. В отделе все шло заведенным порядком- все, как обычно, аккуратно приходили, докладывали... Это доброе отношение меня очень поддержало и позволило быстро, примерно за полгода, набраться ума-разума. И с Дмитрием Ильичем Козловым, и с Николаем Дмитриевичем Кузнецовым, и с другими руководителями крупных предприятий у нас всегда были деловые и по-человечески очень теплые отношения. И мы, и они решали, в сущности, две общие главные задачи. Первая -защита государственных интересов. Главными в этой сфере были наши изготовители и разработчики, а мы помогали осуществлять эту работу. И вторая задача - предотвращение несчастных случаев и происшествий, которые могли возникнуть при нарушении технологии. И эта сфера относилась к компетенции первых руководителей предприятий. За несколько десятков лет работы я ни разу никого не арестовал. Да, бывали сомнительные случаи, которые, казалось, давали основания для такой акции. Но когда мы по своим каналам получали оперативную информацию, то прежде чем искать враждебные действия, скрупулезно анализировали ситуацию. И если обнаруживалось нарушение технологии, недосмотр или просто разгильдяйство, мы сообщали первым руководителям, чтобы они принимали меры по избежанию возможных ЧП. А таких ситуаций, чреватых большими неприятно-стями, ежегодно насчитывалосьдесятки! Если попытаться оценить это в деньгах, получилась бы внушительная сумма. Конечно, бывали случаи, когда произ-водственники возмущались- вот, зажимает их наша служба! Да ничего мы не зажимали. Дело в том, что уровень секретности всегда определял разработчик изделия, то есть, генеральный конструктор. Существовал и существует единый общесоюзный, а теперь федеральный список сведений, которые подлежат сокрытию. Но не наши структуры его формируют. Каждое министерство и ведомство сами определяло параметры, которые подлежали засекречиванию. И мы в своей работе руководствовались этими данными.
К примеру, я не мог сказать сотруднику предприятия: "Эти данные сов. секретные", если по союзному списку они проходили как просто секретные. Мы были контролирующим органом, неболее, и следили затем, как соблюдается режим секретности, опираясь на документы разработчиков и изготовителей космической техники. Если же мы выходили с какими-либо предложениями, то целесообразность их внедрения рассматривалась специалистами, которые непосредственно занимались этой тематикой. Мы не могли прыгнуть выше разработчиков! Например, довольно давно наше ведомство впервые поставило перед генеральными конструкторами вопрос по тому же носителю Р-7 - "Союз". Эту ракету демонстрируют в Москве на ВДНХ, ее возили за рубеж на различные выставки. Американцы при помощи технических средств разведки "просветили" ее- какая у нее начинка, какая компонов- ка... Казалось бы, надо снизить гриф секретности. Нет! Ничего не добились. И только в начале 90-х годов начал рассматриваться этот вопрос- то есть, несколько параметров, которые были под грифом "Сов. секретно", стали просто секретными. А некоторые из тех, что значились секретными, перешли в категорию "ДСП". Но это решали не органы КГБ-ФСБ! Поэтому никого и ничего мы не зажимали. Если разработчики определяли именно такую степень секретности, ее нужно было защищать. Чем мы и занимались.
На основе моей информации могли подготовить записку для того или иного министра, в лучшем случае - выйти на куратора в Политбюро.
В частности, я неоднократно ставил перед своим руководством очень важный вопрос, и наши предложения за подписью начальника областного управления уходили в Москву. Речь шла вот о чем. Когда на Байконуре готовилась к пуску ракета-носитель "Союз", на стартовой площадке работали фактически две команды. Одна - от военных, офицеры и солдаты-срочники. Вторая - технический персонал с "Прогресса" как заводаизготовителя. Но "семерка" - "Союз" давным-давно ракета не боевая, у нее очень длительный цикл подготовки к пуску непосредственно на стартовой площадке. Так почему бы не обойтись на всех этапах подготовки силами только гражданских специалистов? Если предстоит пуск в целях Минобороны, тогда присутствие военных оправдано. Но каждый год проводилось три-пять пилотируемых пусков. И мы предлагали создать из специалистов-заводчан бригаду, которая бы! самостоятельно, без военных, готовила "Союзы" к пилотируемым стартам. Ведь до смешного доходило, хотя смех получался сквозь слезы. Идут три человека открывать люк: солдат, офицер и заводчанин с "Прогресса". Причем заводчане, как правило, прекрасные специалисты, "эроховцы" - из службы эксплуатации и ремонта. Они знают все системы "Союза" от и до, на ощупь, с закрытыми глазами могут сделать все -снять люк, соединить все штекеры.
А что солдат? Первый год его учат, потом ставят стажером к такому же солдатику, который на дембель готовится. Так у него все мысли о доме, а не о том, как пра-вильно в штекере соединить "папу" с "мамой". Бывали такие дикие случаи, когда солдаты пытались соединить в электрической цепи "маму" с "мамой", а "папу" с "папой". И соединяли! А чего там, нажал посильнее - и готово, штырьки-то тоненькие. Но рабочий, который на "Прогрессе" собирает ракету не один десяток лет, по заведенному когда-то порядку стоял на стартовой площадке и наблюдал за солдатом...
А пилотируемые пуски наиболее ответственные. И мы могли полностью обеспечить весь комплекс предстартовых работ, который относился к службам "Прогресса". Для нормальной пусковой команды и требовалось-то не более 20 человек заводских специалистов. Но в мою бытность этот вопрос так и не был решен.
Или еще. На такие направления нашей работы по обеспечению режима секретности, как маскировка, дезинформация противника, при финансировании изготовления того или иного изделия специальных средств не предусматривалось. Нужные деньги изыскивались уже потом, за счет каких-то других мероприятий. Единственный раз на моей памяти лишь при подготовке технического задания для системы "Энергия" - "Буран" предусмотрели какие-то суммы на обеспечение режима секретности. К нам, специалистам, обеспечивающим государственную безопасность в авиакосмическом комплексе, долгие годы "наверху" не прислушивались. В результате наши комитеты потеряли, к сожалению, часть своихуникальных кадров - интереснейшие ребята, светлые головы, самоотверженные, преданные своей работе...

Записала Валентина Полетаева
От автора: с оценкой, которую дал своим коллегам А.Ф. Пастушкин, я полностью согласна. Все истории о том, как сотрудники областного управления КГБ-ФСБ помогали решать сложнейшие задачи по обеспечению нормальной деятельности предпри-ятий Куйбышевского-Самарского авиакосмического комплекса, мне рассказывали, как правило, заводчане.
Время все расставило по своим местам. То, что когда-то казалось чрезмерной строгостью, сейчас, годы спустя, предстает как обычная норма работы. За давностью лет забылись пустяковые конфликты. А в памяти осталось главное-умные, надежные, преданные общему делу люди из областного управления КГБ-ФСБ.