Когда мне исполнилось 15 лет, я уже работал на месте отца, ушедшего защищать Родину. Комбайн
освоил, поскольку во время уборки и ремонта всегда ему помогал. Зимой занимался ремонтом
в медницком цехе МТС в Обшаровке. Рядом с нами находился аэродром "илов", где
обучались молодые летчики перед отправкой на фронт. Здесь с самолетами познакомился вплотную,
поскольку механики штурмовиков часто к нам заходили, и мы выручали друг друга.
Отец провоевал всю войну на "катюшах", даже ранен не был. А вот брат Иван пошел добровольцем
в морскую пехоту и погиб в сентябре 1942 г. на Ладожском озере.
Жили трудно. Денег и не видели. Работали за пайку хлеба. В личном хозяйстве имелась живность,
да огороды засевали картошкой. Что выращивали, тем и кормились, и на это же выменивали
одежду у эвакуированных. На тракторах работали, практически, одни женщины. Из мужчин
в деревне остались калеки, пожилые, да такие как я малолетки. Находившийся недалеко от
нас железнодорожный мост через Волгу прикрывало большое количество 85-мм зениток. Как только
посты ВНОС засекали вражеский самолет-разведчик, орудия начинали заградительный огонь
так сильно, что осколки как град барабанили по земле. Такое часто случалось.
На призывной комиссии в Куйбышеве меня признали годным к нестроевой и отправили охранять
заключенных на улице Товарной. Но поскольку все мы рвались в действующую армию, то
договорились с товарищем и попали весной в облаву. Упросили не говорить военкоматовских, если
позвонит наше начальство, что мы здесь. Нам пошли навстречу и направили учиться на
телеметристов в 9-е артиллерийское училище в учебный разведывательный артиллерийский полк в Саранске.
7 ноября 1944 г. меня в числе 1500 человек направили в тыл 1-го Белорусского фронта под
Минск, где формировалась 29-я артбригада.
Передовую увидел у польского местечка Соболев, где на полевых занятиях месяца полтора
таскали на себе 76-мм дивизионные пушки.
Ранили меня на нейтральной полосе, когда волок оттуда катушку с кабелем: снайпер попал в
левый локоть, когда уже готовился спрыгнуть в траншею. Месяц лечился в прифронтовом госпитале.
Там подлечили и направили на пересыльный пункт, но до него я так и не добрался.
Попросился вместе с товарищем на машину, которая буксировала 85-мм зенитное орудие. По дороге нас
спросили, куда мы направляемся, и предложили остаться в батарее. Мы согласились.
В расчете определили на ПУАЗО-2. Защищали от воздушных налетов фронтовые и дальние
армейские склады. Всяких самолетов навидался, знал их силуэты и повадки. Некоторые немецкие
самолеты в конце войны исчезли. Немцы боялись наших орудий. Зенитки били точно, если давали
верные данные и устанавливали правильную трубку. Стреляли в любое время, в любую погоду,
причем ночью взаимодействовали с прожектористами. Потом все чистили и драили, изучали матчасть,
а переезжали по ночам и в плохую погоду. Столько исколесили, что даты и населенные пункты
спутались, но хорошо помню, что 9 мая 1945 г. встретил на огневых позициях под Берлином.
За два-три дня до этого уже ходили слухи, что Германия готовится капитулировать - нам связисты передавали...
Устроили усиленный обед, да и настроение-не описать.
Война закончилась, стали нас расформировывать, но молодежь не отпускали. Сначала
находились на юге Германии, в Галле, а потом двинули на север - в Шверин, Пархим., где сдали свои
орудия и получили новые для нас 37-мм малокалиберныезенитки. Вошли в состав зенитного полка
23-й гвардейской дивизии 5-й армии,
В период так называемого "берлинского воздушного моста" - июнь 1948-май 1949 гг. -
нередко по тревоге выезжали на демаркационную линию, а вообще находились на огромном полигоне
под Магдебургом, где в свое время Паулюс готовил к боям армию, которую разбили под
Сталинградом. В составе караула приходилось охранять подземные заводы по производству
боеприпасов, которые в войну построили немцы.
В 1948 г. впервые поехал в отпуск, когда наш расчет занял первое место на соревнованиях среди
зенитчиков 37-мм орудий по группе войск в Германии. Вскоре определил свой жизненный путь.
Хотел по объявлению попасть в музыкальное училище в Днепропетровске, да опоздал - все
вакансии заполнили. Дома жить не стал, уехал в Куйбышев учиться. И опять не вышло - начальник цеха
предложил выбирать между работой и учебой. Попал на сборку наклонной рамы для хвостового
оперения
МиГ-15. В смену надо было собрать минимум три комплекта. Воспоминания о том пери-
оде самые жуткие: дрель в полметра, пакет толщиной в 20 миллиметров, классные отверстия надо
подгонять под пробку. Первую раму делал чуть не со слезами - до того тяжело, а ведь не боялся
никакой работы с детства. Когда жил на частной квартире, то хозяйка говорила, что я стонал во
сне. Раненый локоть не беспокоил, а вот палец ныл. Потом пришлось поработать и на Ту-16, для
которого делал бимс и моторные узлы. Ездил и на другие заводы в Москву и Казань, когда осва-
ивали Ил-18 и Ту-16. Надо сказать, что наш завод тогда считался одним из лучших.
После реконструкции, несколько лет занимался подготовкой под сварку ракетных блоков, а
потом перешел на доработки и гарантийное обслуживание Ту-16. Начались длительные поездки
на Дальний Восток и Украину, где дорабатывали тяги, грузовые люки, оборудовали кабину оператора - много чего меняли.
С 1965 г. впервые поехал в военную часть по
нашей ракете Р-9
в Козельск. Сначала ее учили
летать в Казахстане, где одна уходила нормально, другая - "за бугор"... Потом выяснили, что пламя
от двигателей оплавляло незакрытые штырьки разъема управления, ракета начинали "гулять",
приходилось ее подрывать. Приехал заместитель С. П. Королева, спросил нас, что придумать для защиты
от пламени. Мы посоветовали сделать самозахлопывающуюся крышку с пружиной. Предложение
внедрили и ракета стала летать увереннее. Исключительно точной считалась она для того времени:
когда стреляли по кораблям-мишеням на Дальнем Востоке, то заряд падал в 150-200 метрах.
Дивизия в Козельске тогда состояла из пяти полков, из которых в трех имелся наземный
вариант нашей ракеты, а в двух - шахтный. Первое время площадки практически не покидали:
только выполним бюллетени, вернемся на завод, как опять нам вручают такую же пачку следующих
и отправляют обратно. В основном, изменения касались второй ступени, а также системы
заправки. Больше находились на площадках под городом, куда ездили с офицерами на автобусе
войсковой части. Короткая толстая ракета хранилась в МИКе на установщике. Установщик по
рельсам подавал ракету на старт, где она заправлялась. Вся подготовка длилась 15 минут. В лесу по
периметру части ограждение находилось под током, а охрану осуществлял караул. Народу на
площадке мало - никого лишнего. Постепенно нами Р-9 вытеснялись "ампульными" (заправленными)
ракетами, у которых время готовности старта исчислялось секундами, но мы продолжали ездить
по этим ракетам вплоть до середины 70-х годов.
В частях военныекнам относились хорошо, поскольку наша помощь необходима.
К доработкам всегда готовились заранее, потому что некоторые ракеты надо было снимать с боевого
дежурства, а для этого нужно разрешение "верхов". Никогда военные ракетчики не имели срывов по
нашей вине. Еще на фронте, на второй день, мне стало ясно, что не надо гнуться перед всякой
пулей, которая просвистела. Которая тебя щелкнет - ты не услышишь. На войне я всякого
насмотрелся... Но то, что с ракетами шутки плохи, в этом убедился в Плесецке, когда одна из них взорвалась.
В момент катастрофы я лежал в местном госпитале и видел в окно, как к нам возили
обгоревшие трупы. Странно, как наши ребята не попали туда же: обычно они находились на
старте до последнего момента. Повезло.
Пришлось поработать и на
"лунной" ракете Н-1
на Байконуре. Размеры громадные. После
одного из пусков, что провели на заре, утром "Голос Америки" передал: "Взорвалась царь-ракета,
убытков на 9 миллиардов". Они все уже подсчитали.
Сорок семь лет на заводе. Сколько всего прошло и осталось в памяти. Такая вот биография.