далееКогда Гагарина привезли с аэродрома, вид у него был очень усталый. Его сразу увели врачи - раздели, провели обследование, дали немного отдохнуть. Потом в небольшом зале, где на следующий день заседала госкомиссия, был общий обед для всех, кто был в тот день на 1-ой просеке - самый обычный, не банкет. Готовили повара обкомовской столовой. В первый день пропускной режим был исключительно строгим, даже нашего генерала с трудом пропустили на дачу. Не пускали и секретарей обкома партии, исключение сделали только для "первого" - А.С. Мурысева. Журналистов в тот день тоже не было. Все три дня на даче был "сухой закон". Гагарина поместили в одноместном "люксе". Титова, Каманина и всех, кто с ними приехал - в двух-трехместные комнаты. Почему был специальный пост возле гагаринского номера? Дело в том, что Юрию Алексеевичу было строго-настрого запрещено рассказывать о полете до заседания государственной комиссии. Специалисты - психологи из московской бригады объяснили нам, что Гагарин - очень эмоциональный человек, и "выплеснув" первые впечатления, на следующий день может что-то забыть, поменять последовательность событий. Я как раз дежурил возле его двери, когда какой-то человек, очень непарадно одетый - в мятом костюме, усталый - очень решительно попытался отодвинуть меня и пройти к Гагарину. Я не пустил. Он отжимает меня плечом, я упираюсь. Тут подбегают, шепчут мне: "Да ты что, это же сам Королев". Я впервые услышал эту фамилию… Каманин довольно рано дал команду, чтобы все отдыхали - Гагарину утром предстояло выступать на государственной комиссии. Все уснули очень быстро. На следующий день, 13 апреля, на заседание приехало человек семьдесят. Заседали на втором этаже, в небольшом зальчике - скорее, это даже холл. Еле-еле разместились. Доклад Гагарина, все вопросы, которые ему задавали, записывались на магнитофон. Тогда были такие огромные магнитофоны, в полстола. Потом мы с военными поспорили, кому везти эти пленки в Москву. Ну, мы, конечно, не уступили! После обеда, когда комиссия уехала, первый секретарь Куйбышевского обкома партии Александр Сергеевич Мурысев предложил Гагарину прокатиться по Волге на катере. Катерок был небольшой. Поехало человек восемь-десять. Переехали на левый берег, развели костер, расстелили на песке скатерть. В.Я. Стрельцов подвез туда на моторке пакет с бутербродами, ящик минералки и две-три бутылки водки. На обратном пути Гагарину предложили поуправлять катером, смеялись, что катер - не ракета, а Волга - не космос… Длилась эта прогулка часа два. Лучший портной из куйбышевского гарнизонного ателье еще в самый первый день, 12 апреля, снял с Гагарина мерку, за ночь скроили и сшили новенькую форму, и когда Юрий Алексеевич примерил ее, фотокорреспондент ТАСС Дмитрий Брянов сделал один из первых снимков майора Гагарина. Эту фотографию Юрий Алексеевич на следующий день подарил с автографом Виктору Яковлевичу Стрельцову. С фотографами и журналистами было так. 12 апреля на 1-ой просеке фотографировать строго-настрого запрещалось. Об этом были предупреждены все сотрудники КГБ, дежурившие там. Но куйбышевцы понимали, что присутствуют при историческом событии, и поэтому, вопреки приказу Каманина, Брянову фотографировать разрешили. А что касается корреспондентов "Комсомольской правды" Павла Барашева и Василия Пескова, то их появление на "обкомовской даче" было неожиданностью - каким чудом им удалось пройти через армейский и милицейский кордоны, для всех осталось загадкой. Куйбышевцы предположили, что журналисты сумели убедить сторожей пустующих детсадовских дач - "мы из "Комсомолки! Нам очень, очень надо!" - а дальше было необыкновенное везение. Однако все оказалось иначе. Об этом рассказал мне сам Василий Михайлович Песков, автор исторических снимков и материалов о первом космонавте.
размещено с согласия автора
Полетаева В.В. © 2001